Можем ли мы оставить Афганистан в таком положении и,
с другой стороны, переменится ли оно, и успокоится ли страна? Никогда, по
крайней мере, мы до этого не доживём. Не могу сказать Вам как ненавидит нас
народ, всякий, кто убьет европейца, считается святым... Мы не можем, не
должны здесь оставаться. Мы должны возвратиться, хотя бы с уроном нашей чести...
Из письма молодого британского офицера на родину, август 1840 года, Кандагар
Девятая глава книги Виктора Носатова "Фарьябский дневник (Дни и ночи афгана) рассказывает о неожиданно свалившемся зимой отпуске. Отказываться было невозможно.
Офицерский отпуск прошёл быстро и незаметно. Но, не это главное в главе. В Ташкенте в аэропорту случился инцидент, в котором был замешан молодой лейтенант десантник с орденом Боевого Красного Знамени на груди и ветераны. Старики не верили, что в Афганистане шла настоящая война, не верили, что там, "загорая, занимаясь строительством школ", можно заслужить боевой орден. Но именно так показывала наше присутствие в Афганистане советская пропаганда: газеты, журналы, радио, телевидение. А боевые действия против мятежных боевиков и полевых командиров по версии советского руководства вели доблестные афганские вооружённые силы, царандой. И совсем невдомёк было ветеранам знать о том, что без подразделений Ограниченного Контингента Советских Войск в Афганистане народная власть просто бы не устояла, что это мы вели боевые действия, а помогали нам афганские подразделения, и то не всегда. Чаще мы обходились без них, сами - так надёжнее и результативнее.
Виктор Носатов, 2005 г., посвящается 16-летию вывода ОКСВА из ДРА
Фарьябский дневник (Дни и ночи афгана)
Глава IX.
21 февраля 1982 года. Узбекская ССР. Город Ташкент.
Меня и еще четырёх офицеров ММГ вызвал к себе в землянку майор Калинин и тоном, не терпящим возражение, приказал:
- Завтра едете в отпуск. Утром будут вертолёты, так, что собирайтесь.
А что здесь собираться? Нехитрая "афганская" форма была на нас, парадные мундиры здесь просто не были предусмотрены.
Ташкентский аэропорт встретил меня многоязычной разноголосицей и длинными очередями у касс. До Алма-Аты, где тогда жила моя семья, рукой подать, а билетов нет, и в ближайшую неделю они не предвиделись. Так, во всяком случае, мне заявили в справочной.
На удивление весь аэропортовский персонал почему-то составляли одни мужчины. Я замечал на себе их внимательные, оценивающие взгляды. Без труда определив по моей форме и раннему загару откуда я прибыл, один из них прямо предложил:
- Слушай старлей! Гони двадцать чеков и я тебе сделаю билет в любую точку Союза.
Узнав, что чеков у меня нет, делец с сожалением зацокал языком. В конце концов, мы остановились на "красной брони", то бишь, пяти дополнительных червонцах.
Пока шла эта наша торговля, в зале послышался шум, крики. Выхватив из рук дельца заветный билет на ближайший самолёт, я решил посмотреть, что же там происходит. Когда протиснулся сквозь многочисленную толпу, то увидел картину, которая потрясла меня больше, чем, наверное, первый мой бой.
Несколько седовласых ветеранов с полным набором серебра и золота на груди держали за плечи молоденького лейтенанта десантника. Самый видный из них, по стати не ниже генерала, тянул свою дрожащую руку к алеющему на кителе офицера ордену Боевого Красного Знамени. Лейтенант тщетно пытался вырваться из цепких рук раскрасневшихся старичков, видя это, толпа подзадоривала "генерала" к более активным действиям. Только когда десантник, поняв, что из плотного окружения ему никак не ему не выбраться, отчаянно прокричал:
- Я свой орден кровью заслужил и никому не позволю за него хвататься! - я, наконец-то, понял, в чём дело.
- Молокосос! Ты лучше честно скажи, где этот орден взял, - рычал "генерал", А может быть ты его украл? Только не рассказывай нам сказки, что в Афганистане заслужил. Я знаю, вы все там на солнце загораете, афганок щупаете, да апельсины жрёте. А мы за свои награды в окопах гнили, да кровь проливали!
Эти слова, признаться, меня взбесили и, нисколько не задумываясь о возможных последствиях, я кинулся на "генерала". Тот от неожиданности сразу же выпустил орден, который уже успел обхватить своими толстыми потными пальцами. В это время подоспела милиция, и нас развели в разные стороны. Я так и не успел сказать возмущённым ветеранам о том, как мы там афганок щупаем, да загораем. А хотелось, ох как хотелось! Хотя они бы меня все равно не поняли, ведь все центральные газеты из номера в номер печатали самые горячие репортажи, обычно заканчивающиеся фразами типа: "афганские части освободили...", "подразделения Афганской народной милиции захватили и уничтожили..." и т.д. и т.п. Только вот о нас ни одной строчки, словно советские солдаты там не воевали и не погибали.
В переходе аэропорта неожиданно встретил своего однокурсника по пограничному училищу старшего лейтенанта Александра Кравцова. Шесть лет не виделись, так что было о чем вспомнить и рассказать. Оказалось, что Кравцов возвращался из одного небольшого уральского городка, куда ему было поручено доставить "груз-300" - цинковый гроб с останками солдата - пограничника, погибшего в Афганистане.
- Чуть не убили меня там! - грустно улыбаясь, признался мне он.
А случилось вот что. Когда гроб экскортируемый почетным караулом, который для этой цели выделил военкомат, подвозили к дому погибшего, из дверей выскочили уже кем-то предупреждённые родители. Отец сразу же бросился к гробу, начал стучать по железу кулаками, кричать что-то нечленораздельное. Потребовал вскрыть домовину. Ему не разрешили. Тогда он кинулся к дому и вскоре выбежал оттуда с топором в руках, кинулся на солдат, стоящих в почётном карауле и едва не зарубил Кравцова, который попытался остановить несчастного отца. Только вмешательство стоящего наготове милицейского наряда не позволило разыграться новой трагедии.
- Это был первый гроб, который ты сопровождал?
- Да нет, не первый. Я думаю и не последний. Привык.
Объявили посадку на Алма-Атинский рейс и я, обнявшись на прощание с Александром, поспешил к месту регистрации. Ему вскоре предстоял полёт в часть, а оттуда вертолётами в афган. "Пусть минет тебя душманская пуля!" - пожелал я, глядя Сашке вслед.
Отпуск пролетел незаметно. Первые несколько дней после прилёта не мог спокойно спать, одолевали афганские кошмарные сны. Даже всуе чувствовал себя напряжённо, словно каждую минуту ожидал, что мирные пейзажи Алма-Аты, малышка - дочь, истосковавшаяся жена, все это улетучится как чудный сон, оставив после себя горькое разочарование и голые афганские сопки, с зияющими дырами пещер, из которых в тебя постоянно целится враг.