Ю. Котов, "Афганский дневник: Записки фельдшера ММГ" главы 7, 8

В 7 и 8 главах Ю. Котов повествует о продолжающихся обстрелах гарнизона душманами. Иногда такие обстрелы заканчивались ранениями бойцов мотоманевренной группы, как правило, случайными шальными пулями. Подробно описаны совместные профессиональные действия врача В. Тележинского и фельдшера Ю. Котова по оказанию медицинской помощи раненым, условия, при которых это всё делалось. Позже, уже наученные горьким опытом, пограничники Кайсара поднимут стены дувалов, окружающие все жилые здания мангруппы на такую высоту, что пули перестанут попадать во внутрь лагеря. Но, даже при таких условиях иногда шальные пули залетали в мангруппу вгрызаясь в бетонные стены бывшей больницы. А утром бойцы с интересом рассматривали новые отметины на покорёженной штукатурке. Единственное направление, где это могло произойти - дувалы, расположенные на северной стороне лагеря за вертолётной площадкой и при условии, что духи, располагаясь за ними, попадали в створ въездных ворот мангруппы. Днём обстрелов не было, а ночью попасть в ворота - трудно.

"Афганский дневник: Записки фельдшера ММГ (июль 1983 - февраль 1984 г.г.)"

Глава 7.

Солнце палило, стояла тишина. Я вышел из санчасти и прищурился от яркого солнца. "Куда бы пойти?" - думал я.

"Пойду к связистам, - решил я и двинулся в путь. Обогнув миномётные позиции, я спокойно шёл вдоль склада. Вдруг тишину распорол звук выстрела и пуля врезалась в стену сантиметрах в 40 над моей головой. В голову полетели куски штукатурки и глины. Я резко пригнулся и, согнувшись, пошёл вперед. Над мною в стену впилась ещё одна пуля. Сердце зачастило. "Это уже не случайность", - подумал я и короткими перебежками устремился в капонир к связистам. Раздалось ещё несколько выстрелов, но я уже влетел под брезент в капонир"Чайки".

- Ну что, досталось? - смеялись связисты.

- Наверное, бьют или с дерева или с крыши, - сказал Костя Кравченко, который играл в шахматы с Сашей Трибушным (призыв - весна 1982 г.) Ребята включили радиостанцию, связались с пограничным отрядом, узнали последние новости. Нашли "Маяк", послушали песни...

Ближе к полудню поступил приказ - взять большие фляги, загрузить их в БТРы и выехать на речку к кишлаку Кухи за водой. В лагере началось движение, гремели фляги, заводились бронетранспортёры. В это же время душманы усилили обстрел "точки".

Мы с лейтенантом Тележинским находились в санчасти, когда услышали топот и в санчасть ворвался запыхавшийся дневальный:

- Там... в казарме... ранен в ногу..., - выдохнул он.

- Бл..., - выругался доктор. - Хватай носилки, побежали, - обернулся он ко мне. Мы схватили носилки и выскочили на улицу.

Кругом стреляли, слышался свист пуль. Мы согнулись и, спотыкаясь о камни, помчались к казарме. Дверь входа оказалась под прицелом душманов. Мы сделали рывок и ворвались в казарму. Влетая в дверь, я услышал, как слева от меня в стену врезались пули.

На полу, прислонясь спиной к стене, сидел боец (это был солдат первого года службы). Лицо было бледное, искаженное гримасой боли. Он был в шоковом состоянии. Правая нога ниже колена прострелена. Под ним уже набежала лужа крови.

Доктор быстро накладывал жгут, а я достал у себя на груди из кармана шприц-тюбик промедола и прямо через одежду ввёл его в бедро раненному.

- Возьми ещё у меня в кармане, - крикнул Тележинский. Вымазывая его кровью, я достал и ввёл ещё один тюбик раненому. Вокруг нас собралась толпа солдат и офицеров. Быстро перемещаясь по казарме, отдавал приказания Лазаренко.

Нужно было срочно нести солдата в санчасть. Выход из казармы до сих пор простреливался. Связались с постами, те открыли огонь по роще и южной стороне, прикрывая готовившийся бросок с раненым до санчасти. Миномётчики, добравшись до своих позиций, повели огонь из 82-мм миномётов.

Обстрел лагеря ослаб. Приготовились проскакивать двери (солдат был ранен в дверном проёме, когда выходил с флягой на улицу). Дождались, когда интенсивность огня чуть спала, мы схватили носилки с раненым и, пригнувшись, рванули вперёд. Бежать было трудно. Носилки казались тяжёлыми, ныла согнутая и напряжённая спина, воздуха для дыхания не хватало. Доктор что-то кричал, но я не мог разобрать его слов в грохоте стрельбы. В висках стучало, сердце рвалось из груди, ноги заплетались в камнях, по которым мы бежали. Казалось, что пули свистят где-то рядом. Огибая миномётные позиции, мы видели, как миномётчики вели огонь по роще. Я подвернул ногу на камне и, уже из последних сил держась за носилки, бежал за доктором к санчасти. При каждом рывке носилок раненый стонал и корчился от боли. Наконец мы достигли санчасти.

Тележинский останавливал кровотечение, бинтовал, а я ставил капельницу. Когда всё было сделано доктор умчался к начштаба Лазаренко Ю.П. решать вопрос о вызове "бортов" - у солдата была перебита кость, и он нуждался в срочной эвакуации и проведении операции. В наших условиях это было сделать невозможно. Ногу мы ему иммобилизировали шиной.

Я сидел и нервно курил. Руки противно дрожали, голова гудела, подвёрнутая нога отекла и ныла.

Через час из лагеря выехали БТРы с десантом под броней, которыми руководили капитан Бирюков В.М., старший лейтенант Дроздов В. и капитан Виноградов Ю.

Лазаренко находился у связистов и руководил общими действиями. По роще открыла огонь из орудия БМП, стоявшая возле хозвзвода. Миномётчики перенесли огонь глубже, а выехавшие БТРы начали зачистку западной и южной окраин (в сторону кишлака Янгиташколь). Бандгруппу начали постепенно оттеснять от лагеря.

Минут через тридцать в воздухе послышалось еле слышимое стрекотание, и со стороны Союза показались три чёрные точки. Это были "борты". К санчасти быстро подогнали БМП и раненого на носилках запихнули в задний десантный люк. Полностью он не закрывался, т.к. мешали носилки. К раненому залез доктор Тележинский В. БМП в сопровождении ещё одного БТРа выехали на взлётку.

Приближались вертолёты - один МИ-8 и два МИ-24. Транспортник, сделав вираж, пошёл на посадку, а МИ-24, по очереди заходя на боевой курс, обстреливали НУРС-ами местность, помогая отогнать банду ещё дальше в сопки, и отсекая её от Кайсара. Транспортник быстро разгрузили и погрузили раненного (в Кайсар он больше и не вернулся). МИ-8, оторвавшись от земли, взял курс на Союз. Сделав последний круг над Кайсаром, за ним полетели боевые вертолёты. "Хорошо, что у нас всё получилось," - подумал я.

Прибыв в лагерь, все кинулись к почте. Я получил два письма от родителей и брата. Прочитав письма, я пошёл в столовую. В лагерь вернулась боевая группа под командованием Бирюкова В.

Варил сегодня Петрович из хозвзвода (призыв весна 1982 г.) Расписавшись в журнале проверки качества пищи, я пошёл в санчасть за таблетками делагила. Сегодня, как раз, был день приёма под роспись всем личным составом таблеток для профилактики малярии (1 раз в неделю в период весна-осень). Таблеточный "доппаёк" был роздан по подразделениям. Затем была уборка санчасти, дезинфекция туалета вонючим лизолом и, наконец-то, наступило свободное время. Я сел читать "Живые и мёртвые" К. Симонова. Да.., всё познается в сравнении.

На улице снова поднялась пальба. Опять обстреливали лагерь. В санчасть зашёл Лебедь. Он был в полной боевой экипировке с пулемётом и готовился заступить на службу на пост, находившийся на крыше санчасти...

Глава 8.

Стрельба усилилась. Пули свистели, клацали по дувалам. Я услышал, как несколько пуль ударили по стене санчасти и посту на крыше. Вдруг на крыше забегали. Я напрягся, прислушался и почувствовал что-то неладное.

Загремела лестница, за стеной раздались быстрые шаги, и в санчасть ворвался старший наряда (это был сержант первого года службы):

- Быстрее, Лебедя в ноги ранило, пуля в пост влетела! - выпалил он.

- Черт..., - выругался я и одним мигом впрыгнул в сапоги. Напялил каску, схватил автомат и медицинскую сумку. Затем бросил автомат на кровать - на крыше он мне не понадобится. Пока я всё это делал, сержант уже был на крыше. Я кинулся к лестнице.

Стрельба усилилась. Пули интенсивней защёлкали по посту и крыше. С поста начали наугад отвечать длинными пулемётными очередями. Я поднялся наверх здания санчасти и весь напрягся. Не покидала противная навязчивая мысль: "Сейчас, гады, в спину влепят и всё". Почему-то думал, что именно в спину, причины сам не знаю. Это было жуткое ощущение. Пули посвистывали, звонко щёлкали по стенкам поста, а у меня внутри прочно сидело чувство животного страха. Я побежал по крыше.

Через проход с поста сержант под руки вытаскивал Лебедя. Ноги его волочились по крыше, и он кричал от боли. Я подхватил его у сержанта и потащил к лестнице. "Как же его стаскивать?" - отчаянно работала мысль. Я положил Лебедя на крышу, немного слез вниз по лестнице и потянул его на себя вниз головой. Из сапог раненого на меня лилась кровь. Он стонал, что-то кричал, но мне было не до его криков. Наконец-то я стащил его на землю и крикнул сержанту: "Давай живее в казарму, доложи о ранении Лебеденко и позови доктора". Он убежал. Я струдом дотащил Сашку до санчасти и кинулся накладывать жгуты и вводить наркотики.

Прибежал Тележинский. Мы стащили с Лебедя сапоги и разрезали брюки. Левая голень ниже колена была прострелена на вылет с переломом малой берцовой кости. На правой ноге ниже колена зияла развёрнутая рана. Мы принялись бинтовать и накладывать шину. Пришли Лазаренко Ю. и замполит Бирюков В. - Им, конечно, не позавидуешь. Два раненых за один день, да ещё не на боевом выходе, а во время обстрела лагеря. Выяснив, как произошло ранение, его характер и тяжесть, они ушли докладывать в пограничный отряд и просить вертолёты для эвакуации раненого.

Я опустился на табурет и закурил. Руки снова дрожали. Вдруг начали сильно дрожать колени. Я попытался унять дрожь и не смог. Руки были липкими от крови. Её свежий запах вызывал тошноту.

Очнулся Лебедь, со стоном поднял голову и посмотрел на свои забинтованные ноги и разрезанные, в крови, брюки:

- Они ещё ответят мне за порчу казённого имущества, - пытался он шутить.

-Лежи уже, пуля ещё не отлита, - передразнил я его.

- Конечно не отлита. Это какая-то шальная, - прохрипел он.

Пришёл Тележинский, весь вымазанный и запыхавшийся. Тихонько сообщил мне ,что "бортов" сегодня не будет. Привёл себя в порядок и ушёл на боевой расчёт. Мы остались с Лебедем. Он говорил, а я его не останавливал, зная, что так ему легче.

Стрельба не стихала. С боевого расчёта вернулся Тележинский, передал пропуск и отзыв на очередные сутки, проверил раненого и, убедившись, что всё в порядке, ушёл в казарму, где крутили кино.

Лебедь стонал. Я взял спирт и сделал морфинно-водочную смесь. Дал раненому. Он повеселел, было видно, что опьянел. "Ну, если раненым дают столько спирта, то можно каждый день ноги под пули подставлять", - шутил он. Общий свет в лагере выключили, и я зажег "керосинку". Лебедь спал. Я тоже задремал.

Проснулся от стонов Сашки, ввёл ему обезболивающее - промедол. Несколько раз ночью срабатывали сигналки. Посты по полной программе отводили душу. Подбинтовывал Лебедю ноги - бинты насквозь пропитывались кровью.

Утром пришёл доктор и сменил меня. Я заснул. Проснулся после обеда и пошёл в офицерскую столовую к хлебопёкам. Взял у них буханку горячего белого хлеба и вернулся в санчасть. В течение дня мангруппу периодически обстреливали.

К вечеру я сменил Владимира Владимировича. У Лебедя был жар. Мы его накололи уже всем, чем только могли. Не спали оба, ни Сашка, ни я. Выкурили вдвоём за ночь пачку "Примы". Наркотики Сашке уже не помогали и он сильно страдал.

К 5 часам утра стало невмоготу. Я вышел из санчасти и подошёл к наряду у дувала с бойницами. Назвав пропуск, я попросил смотаться в казарму и вызвать доктора.

Примчался Тележинский. "Товарищ лейтенант, ему уже ничего не помогает, -доложил я. "Давай готовь побольше новокаина, - распорядился доктор. Я быстро приготовил шприцы, иглы, новокаин. При свете "керосинки" доктор сделал Лебедю новокаиновую блокаду пояснично-крестцового сплетения и седалищного нерва. Помогло...

В восемь утра мы услышали долгожданное стрекотание вертолётов. К санчасти подкатила БМП, в неё загрузили Лебедя и, в сопровождении БТРов, группа выехала на взлётку.

Приземлился транспортник. МИ-24 летал над Кайсаром в качестве прикрытия. Быстро разгрузили борт и впихнули Лебеденко в фюзеляж вертолёта. Подняв винтами клубы пыли, МИ-8 взлетел и взял курс на Кушку. Мы вернулись в лагерь и я, бросив автомат и сумку, снял сапоги и упал на кровать и отключился...