Ю. Котов, "Афганский дневник: Записки фельдшера ММГ" главы 29, 30

Глава 31 "Дневника фельдшера..." Ю. Котова последняя. С одной стороны освещается служебно-боевая деятельность мотоманевренной группы и постоянное участие в боевых действиях фельдшера Ю. Котова, а с другой все мысли призыва, увольняемого в запас, заняты подготовкой к этому долгожданному событию в жизни.

Очень достоверно описаны сам процесс прощания с РММГ, с боевыми товарищами, с офицерами и те чувства, которые испытывал каждый из нас, расставаясь с Кайсаром, этим чужим, но ставшим таким родным, Афганистаном и его людьми.

"Афганский дневник: Записки фельдшера ММГ (июль 1983 - февраль 1984 г.г.)"

Глава 31.

...Уже девять человек заболели желтухой. Вспышка была в разгаре. Забрав очередную партию больных в Союз, нам привезли гамма-глобулин для профилактических прививок. Мы с доктором, привив друг друга, начали прививать всех, контактировавших с заболевшими. Я бегал по лагерю и сыпал хлорку, где только можно и нельзя.

На улице непроницаемой завесой висел туман. Снег расстаял, было грязно. Днём "точку" несколько раз издали обстреляли и успокоились. Учитывая грязь и туман, решили выставить засаду прямо в роще в особняке.

Как только стемнело, мы перелезли через дувал на южной стороне лагеря и гуськом, соблюдая интервал, двинулись к роще. Шли осторожно. Видимость была ограничена. Часто под ноги попадались коряги, мы спотыкались, падали в грязь. Оружие бряцало, и офицеры всё время шипели на нас. Стало жарко. Нижнее белье взмокло от пота.

Двигаясь наугад, мы в тумане взяли немного левее рощи. Сориентировались. Зашли к особняку слева, выслали разведку. Залегли в грязь, стали напряжённо вслушиваться. Было тихо. Вернулась разведка и доложила, что всё тихо. Двинулись вперёд. Достигли здания и расставили посты по позициям. Мне с ребятами достался второй этаж. Осторожно, стараясь не греметь, по балкам вскарабкались на второй этаж (лестничные пролёты были разрушены). Здесь был длинный коридор с входами в комнаты. Кругом кучи мусора, глины, штукатурки. Стены покороблены пулями, крыша сгорела.

Проверив автоматы, мы залегли у выбитых окон одной из комнат. Туман стал рассеиваться. Пот остыл, и мы начали замерзать. Вставали и двигались по очереди. Время шло, было тихо. Наши предупредили сорбозов, чтобы те не стреляли в сторону рощи.

Я вспомнил, как они сегодня устроили учебные стрельбы со своей крепости в сторону кишлака Кухи. Пули рикошетили, свистели. Несколько рикошетов залетело к нам в лагерь. Лазаренко, как раз вышел из казармы, и возле него со свистом пронеслась пуля. Он аж присел от неожиданности. Затем стал орать и махать руками сорбозам с центрального входа. Те его не слышали. Тогда он взял автомат у часового и выпустил магазин трассирующих пуль над головами сорбозов. Те исчезли за дувалами. О стрельбах они больше не помышляли...

Ночь близилась к концу. Было тихо. В лагере раздался шум двигателей, и к особняку подъехали два БТРа. Стали загружаться. Мы спрыгнули со второго этажа прямо на броню...

...У всех было чемоданное настроение. Шел февраль, и мы уже были заняты мыслями о дембеле. Многих уже не брали на засады и выезды. Только я, ввиду скудности лиц моей специальности, ещё периодически был представлен в данных мероприятиях.

Наш призыв готовился к дембелю: подгоняли форму, фотографировались, писали друг другу пожелания в журнал "Пограничник". Я сидел в миномётном взводе вместе с Боссом, Кроликом, Барнаулом и Сильвой. Подкалывали Кролика, смеялись, обсуждали тему о начавшемся увольнении из Калайи-Нау. Дневальный вбежал и сказал о быстром построении без оружия.

Мы вышли в коридор. Здесь уже были взволнованные офицеры. Мы думали, что объявят о нашем дембеле, но вместо этого включили транзистор на всю громкость. Передавали сообщение о кончине Генерального Секретаря ЦК КПСС Ю.В. Андропова. После выступил замполит Бирюков В.М. Нам объявили об усиленной охране лагеря, и мы поняли, что наш дембель задерживается.

Усилили боевые посты сторожевого охранения до четырёх человек. Приказали открывать огонь при сработке сигналок и обстреле лагеря. Ночью срабатывали сигналки, и посты долго обстреливали местность.

Утром начался обстрел лагеря с западной и южной сторон. Мангруппа ответила пулемётным огнем с постов и БТРов. Обстрел не ослабевал. Тогда подключились 120-мм миномёты, обрабатывая рощу. Через час обстрел прекратился...

...Через два дня весь личный состав мангруппы выстроили во дворе в две шеренги спина к спине с оружием. К динамику подключили трансляцию похорон Ю.В. Андропова. Когда в Москве раздался прощальный салют, мы выпустили в воздух по магазину патронов одной очередью. Раздался оглушительный залп, одна из гильз из автомата соседа слева больно щёлкнула меня по носу. Когда мы разошлись, весь двор был усеян гильзами.

Через несколько дней усиленная была снята, но "борты" не прилетали из-за тумана. Наконец, 16 февраля нам объявили, что вертолёты вылетели за дембелями. Мы засуетились, построились под стеной казармы, Лазаренко толкнул прощальную речь, поблагодарил за службу. Ребята на баяне и гитаре заиграли "Прощание славянки", и мы стали прощаться с остающимися. Настроение было праздничное, но грустное. Мы загрузились в машины и выехали на взлётку. Быстро перескочили в "борт", махнули на прощание руками, дверца вертолёта закрылась, и он тяжело оторвался от земли. Сделав прощальный круг над Кайсаром, вертолёт взял курс на север.

Внизу проплывала чужая и, почему-то, ставшая родной земля Афганистана. Стало грустно от сознания того, что частичку сердца и жизни мы навсегда оставили здесь. Вертолёт снизился и мы поняли, что уже перелетели границу. Вскоре приземлились и радостно вывалились из вертолёта, обнимаясь и поздравляя друг друга. Мы ещё не верили, что мы уже в Союзе, что мы живы.
ЭТО БЫЛА РОДИНА! НО ВСТРЕТИМСЯ ЛИ МЫ ЕЩЁ ХОТЬ РАЗ НА НЕОБЪЯТНЫХ ЕЁ ПРОСТОРАХ!?...