Ю. Котов, "Афганский дневник: Записки фельдшера ММГ" главы 19, 20

В Главе 19 "Дневника фельдшера..." Ю. Котов рассказывает о царящей в гарнизоне мотоманевренной группы праздничной суете, всегда возникающей после возвращения боевой группы с операции. Этот эпизод настолько характерен для всех наших подразделений, дислоцирующихся в Афганистане, что каждый, прошедший Афган, может узнать или воочию увидеть в этой главе себя, свои ощущения, свои действия, как бы, со стороны, т.е. ещё раз заново пережить те сладкие минуты возвращения в свой, можно сказать, родной дом.

Глава 20 повествует о продолжающихся обстрелах мангруппы бандформированиями, ответных действиях пограничников. Следует обратить внимание на то обстоятельство, что с осени 1983 года в РММГ-2 введена практика выставления ночных засад по дорогам, тропам, ведущим в Кайсар и окружающие его кишлаки. Эта практика сохранится до осени 1985 года, а затем отомрёт в связи с низкой эффективностью.

"Афганский дневник: Записки фельдшера ММГ (июль 1983 - февраль 1984 г.г.)"

Глава 19.

"Наши возвращаются, наши возвращаются! - выскочил радостно из "Чайки" Валера Усенко. - Они уже в пяти километрах от нас". В лагере все засуетились. Было 15 ноября. И солдаты и офицеры уже давно ожидали возвращения основных сил.

Меня вызвал к себе начальник штаба Ю.П. Лазаренко: "Нужно организовать хорошую баню. Солдаты уже месяц нормально не мылись, не стриглись и не брились". Я разыскал Витю Тюпенькина (он отвечал за приготовление к работе ДДП-2). Вскоре к бане всё было готово.

До нашего слуха донеслось стрекотание вертолётов, и скоро мы увидели их в небе. Они быстро приближались со стороны Меймене. За кишлаком Кухи поднялся высокий столб пыли. Это приближалась колонна, и вскоре первые боевые машины подъехали к лагерю.

Мы открыли центральные ворота и техника начала втягиваться на территорию лагеря. С головного БТРа выпрыгнул начальник мангруппы подполковник Колено В.М. Капитан Лазаренко подбежал к нему и доложил о состоянии дел. Солдаты бросились друг к другу, начали обниматься, рассказывать новости, делиться впечатлениями. Царило весёлое оживление и необычная для мангруппы суета. Вернувшиеся бойцы были грязные, заросшие, бородатые. Они больше походили на партизан, чем на регулярное войсковое подразделение.

Я с трудом разыскал среди них доктора. Мы обнялись. Я доложил о состоянии дел по медицинской части, рассказал о раненых и больных за время его отсутствия.

- Ну, у нас тоже всё нормально. Отвоевались. Потерь нет. Один боец получил ожоги при тушении загоревшегося в БТРе матраца и был отправлен в Союз. К бане всё готово? - спросил он.

- Всё. Можно запускать людей, - ответил я.

- Проконтролируй, чтобы все помылись, подстриглись. У нас завелись вши - все "вшивники" приказываю сжечь. А вот, что делать с обмундированием? Как выводить будем..?

- Товарищ, лейтенант, у нас есть тетрахлорановые шашки. Может, ими протравим одежду? - предложил я.

- Точно, я про них забыл. После помывки собрать всё обмундирование и развесить его в помещении бани. Там и подожжём шашку, - сказал Тележинский. Солдаты мылись в бане, обсуждая детали прошедшей операции. Говорили о четырёх погибших (вроде 3 бойца из Калайи-Нау и один из Меймене). Во время прочёсывания кишлака они вырвались вперёд и втянулись в высохшее русло реки за кишлаком, где были забросаны гранатами с высокого берега...

Бойцы закончили мыться, офицеры помылись ещё раньше. Обмундирование развесили, принесли матрацы, которые брали на операцию. Я нашёл доктора и принёс шашку. Зашли в баню, закрыли все бойницы - окна, поставили шашку на кирпич посреди бани, и я зажёг фитиль шашки.

- Ну, теперь пойдем отсюда, - потянул меня за рукав доктор.

- Нужно вход закрыть, - и я привалил вход в баню, снятой с петель дверью. Во все щели из бани повалил едкий коричневый дым. Мы отбежали от бани. С поста на крыше раздался кашель. Из щелей люка в пост пошёл дым. Смена поста быстро смылась по крыше вниз.

Прошло 20 минут, а шашка и не думала гаснуть. Дым стоял уже над всем лагерем. Вокруг по "точке" бегали голые солдаты. Появился Батя (Колено) и, мягко говоря, пожурил нас с доктором. Тележинский бросился доставать шашку, но тут же выскочил из бани. Ничего не видно, дым выедал глаза. Я помнил, где ставил шашку, намочил руки, вдохнул и кинулся, закрыв глаза, в баню. На ощупь пробирался ближе к шашке. Прошло, наверное, около минуты, снаружи меня окликал испуганный доктор, а я всё не мог найти шашку. Тогда я открыл глаза и увидел её рядом с собой. Схватил шашку и, обжигаясь, стал быстро пробираться к выходу.

Дым разъедал глаза, воздуха не хватило, и я вдохнул дым. В голове сразу же поплыло, в бронхах появилась острая резь. Я начал кашлять и в дверях столкнулся с Тележинским, бросившемся мне на помощь. Я выкинул шашку в арык с водой и отошёл к дувалу. Глаза слезились, давил кашель, гудела голова. Меня стошнило. Ко мне подошёл доктор...

Глава 20.

...Банда уходила в горы за Янгиташколь. Было видно, как всадники медленно и тяжело поднимались в сопки. Над нашими головами пролетали длинные трассирующие очереди из пулемёта и, не долетая до душманов, вонзались в сопку. Казалось, что банда вне досягаемости нашего оружия. Вокруг продолжали греметь автоматы, пулемёты, визжали пули.

- Уходят, сволочи, - скрипел зубами капитан Лазаренко. - Разворачивай миномёты, к бою! - крикнул он миномётчикам и посмотрел на сопку в бинокль. - А ну, ребята! Попробуйте достать их из БМП," - скомандовал он.

В верхний люк БМП залетел наводчик, башня быстро повернулась стволом в сторону сопок. Ствол поднялся вверх и раздался выстрел, от которого БМП подпрыгнула на месте. Снаряд с шипением устремился вперёд к сопке. Через несколько секунд у основания сопки поднялся столб пыли и донёсся звук разрыва.

В это время открыли огонь миномётчики. Миномётная позиция окуталась пылью. На сопке среди всадников и чуть левее запрыгали султаны разрывов. Лошади шарахнулись, басмачи заметались по сопке. Очередной залп накрыл место, где только что находились всадники. Лазаренко подкорректировал прицел расчётам. Следующий залп 120-мм миномётов накрыл всадников. Ветер донёс эхо взрывов. Нам было видно, как опрокинулась лошадь вместе с "духом". Двое спешились, подхватили тело и душманы продолжили подъём, уходя от прямой видимости за сопку. Через минуту, другую им это удалось. Очередной залп миномётов выплеснул смертоносные заряды, которые рванули где-то за сопкой. До нас донеслось только эхо взрывов.

- Отставить огонь, отбой, - крикнул Лазаренко и пошёл с позиции. За ним ушёл замполит Бирюков. Мы разбрелись и приступили к чистке оружия.

Когда неделю назад вернулись с операции основные силы мангруппы, то у нас наступило затишье. Мелкие разрозненные банды отошли в горы и не мешали нам спокойно заниматься своими делами.

По данным разведки из "зелёнки" вернулась в наше улусвольство потрёпанная в операции банда Рауфа. Сам Рауф был ранен в руку. Потери банды составили около 30 человек и до 15 раненых. А теперь вот она случайно попала в поле видимости наших постов, и мы ещё раз потрепали бандитов миномётным огнём.

Погода стояла уже прохладная. Все чаще срывались дожди и наползали густые молочные туманы, в которых не видно пальцев вытянутой руки. В такие дни мы были особенно бдительны, дополнительно усиливали людьми посты.

Через несколько дней лагерь был подвергнут интенсивному обстрелу со стороны рощи и Янгиташколя. Посты отвечали огнём. Мимо меня со снайперской винтовкой в руках пробежал замполит и поднялся на пост над санчастью. У дувала со второй СВД в руках находился наш снайпер (он же наш банщик) Витя Тюпенькин. Я подбежал к нему: "Витя, дай-ка мне попробовать", - крикнул я сквозь грохот стрельбы. Он отдал мне винтовку и присел рядом, набивая пустой магазин патронами.

В оптический прицел я увидел прямо перед собой афганскую баню, за ней рощу. За одним из деревьев мелькнула фигура душмана. Затем он выглянул из-за дерева. Я поймал его в перекрестие прицела и нажал на спусковой крючок. Приклад больно ударил в плечо. Через оптику прицела я увидел, как от края дерева отлетела большая щепка, а затем мелькнула тень. Я выстрелил два раза подряд. Первая пуля ушла в рощу, а вторая, задев край бани, отколола кусок глины и отрекошетила в землю. Тюпенькин набил магазины патронами, и я вернул ему винтовку. Взяв свой автомат, я побежал к санчасти.

Боевой расчёт проводил Колено: "Стало холодно и голодно. Бандиты грабят мирные кишлаки. Они уже побывали в Беш-Бале и Хайдарихане. Посетили отдалённые Саур и Суфикалу. Поэтому, начиная с сегодняшнего дня, мы с наступлением темноты будем выставлять ночные засады на дорогах и тропах, ведущих к кишлакам. Офицеры назначат людей на сегодняшнюю засаду", - закончил он.

После ужина стали готовиться к засаде. Я выдал индивидуальные перевязочные пакеты. Группа, которая выезжала в засаду, стояла перед казармой в касках, маскхалатах, одетых сверху на бушлаты, вооружённые автоматами и пулемётами с радиостанцией. Из офицеров выезжали капитан Виноградов и старший лейтенант Усенко С.П.

"Выезд в темноте, фары не включать. Двигаться на первой скорости. Перекроете дорогу за сожжённым кишлаком Кухи, ведущую в Беш-Балу. Технику и людей разместите, чтобы хорошо простреливалась дорога. Огонь открывать без предупреждения. Кайсарцев оповестили о том, что ночные передвижения временно запрещены", - закончил отдавать боевой приказ начальник мангруппы.

Когда стемнело из расположения лагеря тихо, не включая фар, выехали два бронетранспортёра. Они исчезли в темноте. Наступила холодная ноябрьская ночь. Туман рассеялся, выплыла луна. Видимость была хорошей, ярко светили звезды. Вокруг стояла звенящая тишина...