ММГ «Кайсар» — 47 Краснознамённый Керкинский ПОГО — 68 Краснознамённый Тахта-Базарский ПОГО — КСАПО — КГБ СССР

Новости сайта

- 10 ноября 2024 г. добавлена страница: Мотоманевренная группа «Кайсар» на фотографиях 1991 - 1992 годов;
- 10 сентября 2024 г. добавлена страница: Мотоманевренная группа «Кайсар» на фотографиях 1987 года;
- 20 июля 2024 г. добавлена страница: Мотоманевренная группа «Кайсар» на фотографиях 1986 года;
- 20 июня 2024 г. добавлена страница: Мотоманевренная группа «Кайсар» на фотографиях 1985 года;

- 20 - 24 мая 2024 г. добавлена новая рубрика в сайт: Мотоманевренная группа «Кайсар» в авторских фотографиях участников боевых действий. Она же является главной статьёй и служит для входа на отдельные страницы подменю сайта с фотографиями, распределёнными по годам СБД ММГ "Кайсар".




Всем, кого опалил Афганистан.
Что было - то было.



Полковник Н.Ф. Иванов

Ограниченный контингент

ГЛАВА 25. Афганистан спасает мир.
Заседание Политбюро: решение принято.
Генеральный штаб против. «Вызовите Заплатина».

Вместо предисловия к ещё не написанной главе.

Зима 1979 года пришла лютая, снежная. Замело и выстудило всё враз, не оставив никаких надежд на потепление.

Так же резко - даже не по месяцам, а уже по неделям, менялся климат и в международных делах. Пик разрядки - 1975 год с его встречей в Хельсинки и подписанием Соглашения по безопасности и сотрудничеству в Европе - остался далеко позади, и теперь не то что взойти на него вновь, просто помыслить о новом восхождении к столу переговоров никто и не пытался: всё равно бесполезно при всеобщей подозрительности и недоверии друг к другу. Соединённые Штаты практически начали установку своих крылатых ракет в Западной Европе и теперь могли поразить любой город Советского Союза в европейской части за 5 - 7 минут. Подписанный летом между Брежневым и Картером Договор по ОСВ-2 на глазах превращался в фиговый листок: конгресс США не собирался его ратифицировать. Передышка, на которую в определённой мере рассчитывали обе стороны, получилась короткой, в полглотка. И Политбюро спрашивало у Устинова: почему мы ничего не можем противопоставить крылатым ракетам? Где наша армия и чем занимается военная промышленность?

Промышленность занималась СС-20 - новой межконтинентальной ракетой, а пока Министерство обороны в срочном порядке отмобилизовывало западную группировку войск. Делать это приходилось с потерями: на переговорах в Вене политикам нужен был удар козырной картой, и Брежнев пообещал, что к концу года из ГДР выйдут первые полторы тысячи военнослужащих с оружием и боевой техникой. Ответных уступок от НАТО не последовало, но слово приходилось сдерживать - эшелоны стали под погрузку.

Не давали спокойно спать и восточные проблемы. Китай с его 200-миллионным населением вдоль советско-китайской границы глыбой нависал над 2 миллионами дальневосточников и сибиряков, проживающих на нашей стороне в зоне первого броска. Время проведения командно-штабных учений в Генеральном штабе сузилось до одного дня: что будет после нанесения противником ядерных ударов, никто не мог предположить... Ясно было только одно: европейская часть СССР лежит в развалинах, Сибирь отходит к Китаю.

Снегом на голову свалились Ангола с Эфиопией: окружённые врагами, вымолили военных советников и оружие. Но не успела эта помощь прибыть в страны, как нетерпеливая, привыкшая повелевать, а оттого резкая в поступках и движениях, "обидевшаяся" Америка тут же ограничила торговлю с Советским Союзом. К противостоянию военному добавилось и экономическое.

Каждому здравомыслящему политику становилось ясно, что разрядка закончилась, что впереди - неизбежный новый конфликт. Ждали только - какой, кто начнёт его первым и кого потянет за собой? Но поскольку навстречу друг другу неслись сверхдержавы, остальному миру могло хватить и осколков от их столкновения. Мир могла спасти только случайность, неожиданный зигзаг истории, который бы отвёл противников в разные стороны.

Таким зигзагом, спасшим мир, стал Афганистан, принятие решения на ввод советских войск, Советский Союз "нырнул" вниз, на юг, и Америка "пролетела" мимо. Не чувствуя соприкосновения с противником, порыскав по задворкам, остыла и занялась более спокойной и долговременной программой - СОИ, стратегической оборонной инициативой. По инерции ещё выпустит спортивные и экономические стрелы, бойкотируя Олимпиаду-80 в Москве и наложив новые эмбарго на торговлю. Однако это будут детские шалости по сравнению с тем, что противостояло между СССР и США вначале.

Так что кровь советских солдат на афганских склонах - это тоже плата за мир в Европе в начале восьмидесятых...


8 декабря 1979 года. Москва. Кремль.

Устинов вошёл в кабинет Брежнева, когда там уже находились Андропов, Громыко и Суслов. Всех их он уже сегодня видел, но кивнул - то ли ещё раз здороваясь, то ли принося извинения за ожидание.

- Ну что, товарищи - оглядел собравшихся Брежнев. - Для кого суббота - день отдыха, а нам надо немного поработать. Тем более что Дмитрий Фёдорович и Андрей Андреевич отсутствовали у нас целую неделю, а на следующей открывается, как вы знаете, сессия Верховного Совета РСФСР, так что там опять не до заседаний. А вопрос назревает сложный, я бы даже сказал, что он уже назрел - это Афганистан.

С 3 по 7 декабря Устинов находился в Варшаве, а Громыко - в Берлине.

Последние шифровки, и особенно по линии КГБ, показывают, что Амин занимает всё более проамериканскую позицию. И не сегодня, так завтра Афганистан мы можем потерять.

Брежнев остановился, перевёл дыхание, помассировал подбородок. Долго говорить для него было уже утомительно, но сидевшие в кабинете терпеливо пережидали передышку Генерального секретаря. Собирались и сами с мыслями. Если в МИДе после убийства Тараки круг лиц, занимавшихся Афганистаном, сократился практически до одного Громыко, то в КГБ и Министерстве обороны он стремительно разрастался. Поэтому основными докладчиками могли быть Андропов и Устинов.

- Будем считать, что кворум для заседания Политбюро у нас есть. Сегодня мы пригласили и Михаила Андреевича, потому что вопрос, который надо рассмотреть, находится и под его контролем. О просьбах афганских товарищей вы все хорошо знаете, поэтому сегодня давайте просто пранализируем, что мы теряем, если и дальше не будем обращать на эти просьбы внимания. У кого у нас более точная информация по Афганистану? - Брежнев посмотрел на Андропова и Устинова. - Давай, Юрий Владимирович, начинай.

- Обстановка в самом деле очень обострилась, Леонид Ильич. - Председатель КГБ раскрыл папку с документами, но доставать их не стал, прекрасно зная ситуацию. - И определиться с Афганистаном уже требуют не только время, но и обстоятельства. И первое, с чего хотелось бы начать, - это то, что сам Афганистан находится на грани раскола, потери своей государственности. После неудачи в Герате контрреволюция практически вывела из-под контроля Кабула северные провинции страны, то есть те районы, которые лежат на нашей границе. По последним сведениям, оппозицией вынашиваются планы или создания нового исламского государства определённой ориентации, или отход этой территории к Пакистану.

- Дмитрий Фёдорович, ваши разведчики знают об этом? - перебил Брежнев.

- Да, Леонид Ильич. ГРУ подтверждает эти сведения. Добавлю лишь, что попытки создать гератскую автономию тоже ещё не закончились.

- Поэтому, - продолжил Андропов, - если мы не укрепим власть в Кабуле, мы просто получим на своей южной границе новое враждебное нам государство, - подытожил председатель КГБ.

Брежнев потёр, потом расправил брови.

- Но, поддерживая кабульскую власть, мы тем самым будем поддерживать Амина - человека, который развязал террор против собственной партии, который убил Тараки. Андрей Андреевич, что у тебя по Амину?

- Здесь мы, Леонид Ильич, поставлены, конечно, перед дилеммой, - неторопливо и издалека начал министр иностранных дел. - Если мы перестанем помогать Амину, он тут же повернёт свой взор к американцам, в этом сомневаться не приходится. Более того, по дипломатическим каналам стало известно, что Амин не ждёт этой ситуации, а сам начинает искать пути сближения с Западом и США. Об этом говорит факт договорённости между Амином и Зия-уль-Хаком, что в конце декабря, а точнее, 22 декабря, в Кабул прибудет личный представитель пакистанского лидера Ага Шах для неофициальных переговоров. Именно этим каналом воспользуется при случае Амин, когда надо будет пригласить Запад или Штаты. С другой стороны, если мы будем продолжать и если по просьбе Амина усилим нашу помощь Кабулу, Амин нашими же руками продолжит в стране террор и репрессии.

- Я слышал, что он уже прикрывается нами, - Брежнев повернулся к Суслову, и тот утвердительно кивнул.

- Да, это так, Леонид Ильич, - согласился Громыко. - Все промахи и неудачи Амин практически списывает на нас: мол, так нам посоветовала Москва. Но, к сожалению, для этого мы давали и поводы. Наши партийные и другие советники присутствуют практически на каждом заседании политбюро, ревсовета, совета обороны. И когда принимаются непопулярные или неприемлемые для партийной этики решения, Амин обязательно подчёркивает, что у них на заседании присутствуют советские товарищи. Об этом же пишется и в газетах.

- Так запретите советникам протирать штаны в кабинетах, - потребовал Брежнев.

- Посол Табеев уже наводит в этом вопросе порядок, - поспешил прояснить Громыко. - Однако Амин в интервью, беседах не устаёт повторять, что их дело - свершить революцию - сделано, теперь дело Советского Союза - помочь одержать окончательную победу. Что СССР несёт равную долю ответственности за события в стране.

- Хитёр, ничего не скажешь, - Брежнев задумчиво повертел в пальцах карандаш, которым он делал пометки на лежащем перед ним листочке. Все обратили на него взоры, но Генеральный секретарь больше ничего не сказал, и присутствовавшие посмотрели друг на друга: кто продолжит?

- Если говорить дальше об Афганистане и нашей государственной безопасности, то мы берём здесь во внимание и вопрос создания "Новой Великой османской империи".

- Да-да, Юрий Владимирович, ты обещал поподробнее рассказать об этом, - оживился Брежнев.

- Движение за создание "Новой Великой Османской империи" началось года два назад в Анкаре. Подразумевает собой создание нового фашиствующего блока, в который помимо Турции, Ирана, Афганистана входили бы и наши среднеазиатские и Закавказские республики, а это где-то 70 миллионов человек. Задачи - провозглашение тюркоязычных народов и ислама главенствующими в мире, а отсюда - фактический увод наших южных республик из состава СССР, разжигание межнациональной розни. Многое в этой организации стало понятным, когда отыскался организатор этой кампании - некто Пол Хенци, по нашим данным резидент ЦРУ в Анкаре. Значит, это не детские шалости, а долговременная и хорошо спланированная операция по дестабилизации обстановки в этом регионе и фактически на территории СССР. Если революция в Афганистане будет побеждена, мы получим, и очень скоро, мусульманскую проблему.

- Ты не веришь в наши среднеазиатские и Закавказские республики? - удивился Брежнев.

- Я знаю, что такое Восток, религия и национализм, - осторожно возразил Андропов и тут же, правда, поспешил замять свой выпад: - Сразу, конечно, это ничего не даст, но потом, со временем...

- Что ещё? - понял его Брежнев.

- Ещё? Ещё органы госбезопасности волнует проблема наркотиков. По границе Пакистана, Афганистана и Ирана, - Андропов оглянулся на карту, вгляделся в неё, словно проверяя названия государств, - по их границе проходит так называемый "золотой пояс" - основное место добычи наркотиков. Они уже хлынули в Афганистан, отмечены первые случаи переправки его и на территорию среднеазиатских республик.

- Здесь можно добавить, - вклинился Устинов, - что каналы, которые действуют для переправки наркотиков в Афганистан, стали использоваться душманами и для переправки оружия. Американцы об этом прекрасно осведомлены и тем не менее, несмотря на громкие призывы бороться с наркомафией, здесь молчат и всячески поддерживают такой способ переправки оружия. Можно сказать, что мы видим слияние наркобизнеса и контрреволюции. Нас это вроде бы не касается, - поспешил добавить министр обороны, - но среди воинствующих мусульман всё чаще и чаще раздаётся призыв перенести священную войну за святое дело ислама на территорию Советского Союза.

- Вы думаете, наши границы недостаточно надёжно защищены? - поднял брови Брежнев.

Пограничные войска относились к ведению КГБ, Устинов посмотрел на Андропова, но тот не отреагировал на вопрос Генерального секретаря. Значит, Брежнев имел ввиду более широкое понятие. И Устинов продолжил:

- Сама граница, конечно, защищена, но присутствующие знают, что у нас на юге отсутствует система противовоздушной обороны. Если Афганистан уйдёт на Запад и американцы, как говорится, не дай бог, поставят там свои "Першинги", у них под прицелом будет не только наша европейская часть, но ещё и весь юг. Какие условия они будут диктовать нам после этого, можно только предположить.

- И ещё Байконур... - подсказал Андропов, и Устинов тут же подхватил, показывая, что его ведомство и КГБ работают в тесном контакте:

- Да, под контролем и прицелом окажется и Байконур. По некоторым, пока, правда, разрозненным фактам, но тем не менее выстраивается версия, что Соединённые Штаты намерены свои военные программы полностью перенацелить на космос. Видимо, военный космос заставит нас повернуться лицом к ещё одной проблеме - противостоянию в этой области. И изначально отставать, отставать, как говорится, на старте, чувствовать себя под колпаком - это, конечно, не выход. Один Северный космодром нас здесь не спасёт.

- Какие у нас здесь проблемы?

- Нужны будут деньги, Леонид Ильич.

- Сколько можно? Космос для нас становится бездонной бочкой.

- Леонид Ильич, космос - это в первую очередь даже не оружие, а новые технологии, специалисты высочайшего класса...

- Ты ещё уговаривать меня будешь, - Брежнев непроизвольно скосил глаза на пиджак, где первой среди всех Звёзд героя висела как раз Звезда за космос.

Устинов несколько смутился.

- Нет-нет, это я просто, к слову. Просто начальник космических частей на днях сказал, что если мы не поднимем хотя бы вдвое ассигнования на его хозяйство, то лет через пять отстанем от американцев настолько, что перестанем понимать, что там у них летает, - Дмитрий Фёдорович посмотрел вверх, - а главное, как летает.

- Ладно, это отдельный разговор. Что ещё? - устало спросил Брежнев. До сегодняшнего заседания Афганистан, конечно, представлял определённую заботу, но сейчас, когда проблемы, связанные с ним, выстраивались в один ряд, связывались воедино, становилось не очень уютно. - У вас ещё что-то есть? - переспросил Леонид Ильич министра обороны.

- Есть, Леонид Ильич. Данные о том, что некоторые страны обратили внимание на урановую руду в Афганистане, подтверждаются. При определённом раскладе сил и Пакистан, и Ирак, и Израиль, и даже Иран способны будут в кратчайший срок при помощи афганских месторождений, если их не взять под жёсткий контроль, создать своё ядерное оружие. Выкладки по каждой стране и каждому типу оружия, перспективам их развития имеются. - Устинов приподнял свою рабочую папку. - Но реальность такова, что все эти страны уже сейчас являются околоядерными государствами. С одной стороны, им выгодно быть именно в таком качестве, так как в этом случае они не подпадают под всякие договоры, международный контроль, но с другой - не будем забывать тезис тех же пакистанцев, которые согласны есть траву, но только бы у них было своё ядерное оружие...

- То есть оппозиция в Афганистане готова торговать урановой рудой? - попытался уточнить Брежнев.

- Готова. Кроме того, она согласилась отдать американцам разработку всех полезных ископаемых в стране, если США помогут ей свергнуть кабульский режим.

- Спасибо за информацию, Дмитрий Фёдорович, - поблагодарил Брежнев.

Министр обороны развёл руками: сказал то, что знаю, а происходящее за Гиндукушем, к сожалению, зависит не от меня.

- Андрей Андреевич, - вновь обратился Генеральный секретарь к Громыко. - А как, по вашим прогнозам, отреагирует мир, если мы в какой-то степени удовлетворим просьбу афганцев насчёт ввода некоторого количества войск?

Министр иностранных дел пожал плечами:

- Ясно как, Леонид Ильич. Для пропаганды против нас это будет не то что лакомый кусок, а королевский подарок.

- Тут, товарищи, нам надо посмотреть, что важнее: или потерять Афганистан и вместе с этим приобрести ещё десятки проблем, или бояться, что про нас скажут всякие радиоголоса. Надо будет просто предупредить заранее некоторых наших послов, Трояновского в ООН.

- Позвольте мне, Леонид Ильич, - впервые за всё время заседания подал голос Суслов. - Тут, на мой взгляд, мы не должны упустить ещё один аспект. Идеологический. Если мы сейчас не поможем Афганистану - это значит, мы не поможем завтрашней социалистической стране. Афганистан, подобно Монголии, может показать и доказать миру, что переход от феодализма к социализму - не случайность, а закономерность в развитии мировой цивилизации. При соответствующей, конечно, поддержке. Оставлять Афганистан один на один с трудностями - это, по-моему, не по-коммунистически, не по-партийному. Единственное, что нас может здесь сдерживать, - это то, что во главе афганского правительства стоит человек, запятнавший себя кровью своих же товарищей по партии. Вот если бы создать условия, при которых он уйдёт с политической арены, уступит своё место другому, не запятнавшему себя ошибками первых этапов революции, человеку...

- Ты имеешь ввиду Бабрака Кармаля? - напрямую спросил Брежнев.

- Да, его. Это в самом деле человек, не запятнавший никоим образом своё имя во всех этих передрягах. И за ним должен пойти народ. Товарищ Бабрак Кармаль уже встретился здесь, в Москве, с Ватанджаром, Гулябзоем и Сарвари. несмотря на то что они состоят в разных фракциях, их объединил общий враг - Амин. И против него они готовы действовать сообща. Если бы наши части вошли в Афганистан, эти товарищи могли бы прибыть вместе с ними, а там, исходя из обстановки... - Суслов не стал договаривать: и так всем всё было ясно.

- Лучше было бы, если сначала они пришли к власти, - а уж потом мы вошли, - задумчиво проговорил Андропов. - Мы должны учитывать опыт Венгрии и Чехословакии.

- Но насколько это реально, что они смогут прийти к власти без нашей помощи? - спросил Брежнев и, не дожидаясь ответа, посмотрел на Устинова: - Дмитрий Фёдорович, армия поддержит Бабрака Кармаля? Что говорят ваши советники?

- Вряд ли, Леонид Ильич. В армии очень сильно влияние Амина. Во-вторых, практически все офицеры - это халькисты, а Бабрак - парчамовец...

- Кстати, а как правильно: парчамовцы или парчамисты? - поинтересовался Брежнев.

Все посмотрели на Cуслова: давай, теоретик, объясняй, это из твоей области. Тот значительно кашлянул:

- Наверное, есть смысл называть их всё-таки парчамовцами и хальковцами. Дело в том, что окончание "ист" предполагает идеологию - марксист, коммунист, фашист...

- Ну ты и поставил рядом! - подал голос Брежнев.

- Это я для примера, Леонид Ильич, - виновато и извиняюще улыбнулся Суслов. - А "Хальк" и "Парчам" - это обыкновенные фракции в одной партии, поэтому правильнее будет, если они будут именоваться хальковцами и парчамовцами.

- Ну что ж, разумно, - согласился Генеральный секретарь. - Утверждаем отныне и навсегда. А армия, значит, Бабрака не поддержит...

- Вряд ли, - повторил министр обороны. - Единственное, что может внести коррективы - это если он назначит министром обороны Ватанджара или Гулябзоя.

- Михаил Андреевич, вернулся Брежнев к Суслову. - Как там они договорились между собой? Как поделили портфели?

- Ключевые посты займут именно Ватанджар, Гулябзой и Сарвари. Ну и, конечно, ближайшее окружение Бабрака - Нур, Анахита, Наджиб, Вакиль.

- Тогда может ещё что-то получиться, - неуверенно произнёс Устинов.

- Юрий Владимирович, а возможна такая ситуацию, что Бабрак Кармаль придёт к власти без нашего участия? Имеется в виду, что без ввода войск? - уточнил Брежнев.

- Вполне, тут же отозвался председатель КГБ. - У Амина больше врагов, чем друзей. А те, кто считается вроде бы другом, смертельно боятся его и рады были бы избавиться от него при первом удобном случае. Если проводить аналогии, то Амин - это афганский Сталин. А у таких людей, как мы знаем, искренних друзей рядом не бывает. Поэтому я не исключаю, совсем не исключаю такого поворота событий, что Амин будет убран.

- Вы нашли доказательства, что он был завербован ЦРУ?

- Пока нет, Леонид Ильич.

- А с послом, что с Дабсом этим?

- Вот посол - как раз самое тонкое звено. Мы предполагаем, что Дабс получил указание встретиться с Амином и напомнить ему о каких-то обязательствах из прошлого Амина. Поэтому Амину очень выгодна была смерть посла... Анализируем, ищем Леонид Ильич...

- Кто-то ещё хочет сказать? - поглядев на часы, спросил Брежнев. Присутствующие тоже посмотрели время, промолчали: сидят и в самом деле уже долго, пора подводить черту.

- Я вижу, что картина вырисовывается не слишком радужная, - начал подводить итог разговора Брежнев. Посмотрел в свои пометки на листочке, перечислил: - Вот, посмотрите: раскол Афганистана, ислам, наркотики, космос, ПВО, вторая Монголия, - словом, что-то нам с южным соседом надо делать, определяться по отношению к нему. Здесь страусиная политика нас не выручит. Наверное, разумно было бы пойти по двум путям: первый - это пусть наше КГБ держит под контролем самого Амина, и, в случае чего, товарищ Суслов быстро представит Бабрака Кармаля. Так, Михаил Андреевич?

- Так, Леонид Ильич.

- Действуйте в тесном контакте с Юрием Владимировичем.

- Конечно.

- И второй, нежелательный, но, может случиться, что и необходимый вариант, - это то, что всё-таки какое-то количество войск мы вынуждены будем послать на территорию Афганистана. Дмитрий Фёдорович, у вас должен быть полностью проработан этот вариант. Что вздыхаешь?

- Где войска-то взять, Леонид Ильич? Я же не могу ни одного взвода снять ни с западного направления, ни с Востока.

- Ну, в центре поищите, на юге.

- Центр и юг давно у нас кадрированы.

- Да перестань прибедняться, Дмитрий Фёдорович, - вмешался Андропов. - Найдём мы эти 70 - 80 тысяч. Резервистов призовём. А если ещё из Средней Азии, то вообще многие проблемы снимем. Мы ведь не воевать туда идём, а станем гарнизонами, стабилизируем обстановку - и назад. Здесь немного другая проблема. Разрешите, Леонид Ильич? Давайте не будем закрывать глаза на то, что наши советники в Афганистане тоже разделились на халькистов... извините, на хальковцев и парчамистов, на таракистов и аминовцев. Это очень вредит делу. Я бы очень хотел и просил, чтобы в ближайшее время из Афганистана под каким-нибудь предлогом выехал, например, генерал Заплатин. Он опытный и толковый политработник, но всецело поддерживает Амина. А это может повредить событиям, которые вполне возможны в ближайшее время. Пусть это время он пересидит в Москве.

- Дмитрий Фёдорович, реши этот вопрос сам, - поддержал председателя КГБ Брежнев.

- Хорошо, Леонид Ильич.

- Ну, тогда всё, будем считать, что предварительный разговор состоялся. Давайте уделим Афганистану самое пристальное внимание.


10 декабря 1979 года. Москва. Генеральный штаб.

Совещание по поводу приезда министра обороны Алжира уже закончилось, когда Устинов попросил Огаркова задержаться. Начальник Генерального штаба, уже вставший из-за стола, посмотрев на часы, вновь сел. Времени до начала приёма в Алжирском посольстве оставалось совсем мало, но Дмитрий Фёдорович занялся бумагами на своём столе, хотя было видно, что он просто дожидается, когда освободится кабинет.

Не дождался, сел в кресло, посмотрел на Огаркова. Когда-то он сам убеждал Брежнева, что ему нужен именно такой начальник Генштаба - грамотный, волевой, решительный. "Тебе работать", - согласился Леонид Ильич, хотя на эту должность планировался маршал Соколов. Собственно планировался он на неё ещё в 1967 году, когда Генштабом руководил неизлечимо больной маршал Захаров Матвей Васильевич. Однако тогда Брежнев так и не смог сказать Матвею Васильевичу, чтобы он освободил место: Леонид Ильич вообще никого не снимал, и Захаров протянул ещё четыре года. По армейским меркам, Соколова уже передержали в ожидании должности, но не был он назначен на неё и в 1971 году: подошла очередь определять куда-то главкома Группы советских войск в Германии маршала Куликова. Теперь вот, после Куликова, Соколову не повезло в третий раз: Устинов выбрал Огаркова.

Работать начали дружно. Но в последнее время Дмитрий Фёдорович всё больше и больше чувствовал, как отделяется от него начальник Генштаба.

Н. Огарков

- Генеральный штаб должен сам разрабатывать военную политику и предлагать её для проведения правительству, - на одном из совещаний сказал Огарков, и министру обороны стало ясно, что настораживало в его бывшем любимце: тот жаждал самостоятельности. Он не желал быть просто исполнителем, более того, он не стеснялся подчёркивать, что чистая исполнительность - враг Генерального штаба. Генштаб, по Огаркову, должен сам формировать политику в военной области и добиваться проведения её в жизнь.

Однако при таком раскладе получалось, что тогда не нужен министр обороны. Генеральный штаб при министре или министр при нём?

Наконец дверь затворилась, и Устинов отодвинул бумаги.

- Николай Васильевич, Политбюро приняло предварительное решение на временный ввод наших войск в Афганистан .

Огарков, хотя и сидел всегда прямо, выпрямился ещё больше.

- Как ввод? А почему Генеральный штаб не знает ничего об этом?

Устинов снял очки: чтобы сдержаться, он всегда снимал их, давая себе паузу:

- Знаю я, министр обороны, член Политбюро.

Повертел очки, посмотрел на свет стёкла, но протирать не стал, надел их вновь.

- Готовьте ориентировочно 75 - 80 тысяч человек.

- 75 тысяч обстановки не стабилизируют. Для Афганистана с его рельефом - это ничто, - Огарков встал. - Я против ввода войск. Это безрассудство.

- А вы что, будете учить Политбюро? - резко встал из-за стола и Устинов. - Вам надлежит только выполнять приказания.

- Как солдат, я сам могу стать в строй. Но как начальник Генерального штаба...

- Вот и выполняйте приказ как начальник Генерального штаба, - перебил Устинов. - Вы свободны.

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ: Во второй половине дня Николая Васильевича Огаркова, присутствовавшего на приёме в Алжирском посольстве, срочно вызовут к Брежневу. Поняв, какой вопрос будет обсуждаться у Генерального секретаря, маршал заедет вначале в Генштаб, возьмёт с собой некоторые документы.

слева направо: ..., Н. Огарков, Д. Устинов.

- Ну, и почему вы, Николай Васильевич, против того, чтобы помочь афганским товарищам? - спросил Брежнев. Сидевшие в его кабинете Андропов и Громыко посмотрят на него с любопытством. Устинов отвернётся.

Начальник Генштаба пройдёт к столу, молча расстелит карту Афганистана, уже испещрённую знаками.

- О, да у вас уже весь ввод отработан... - то ли удивится, то ли похвалит Генсек.

- Я начальник Генштаба и обязан был это просчитать после первой же просьбы афганской стороны. Разрешите начинать?

Брежнев кивнёт, и маршал Огарков станет объяснять маршалам Брежневу и Устинову, генералу армии Андропову и Громыко, почему надо искать политический выход в афганской проблеме, а не уповать на силу. Он предостерегал от возможного втягивания в военные действия, говорил о национальных традициях народов Афганистана, во все времена не терпевших на своей земле иноземцев, об исключительно тяжёлом климате и местности, обращал внимание на возможные политические последствия ввода войск.

После его доклада Устинов, сам до этого никак не настаивавший на вводе войск, в пику начальнику Генштаба попытается опровергнуть доводы своего подчинённого: временный ограниченный контингент (министр по гражданской привычке иногда называл войска контингентом, от него и пошло название ОКСВ. Правда, вначале ещё было и слово "временный", но его опустили, чтобы не утежелять аббревиатуру), - так вот, советские войска войдут в Афганистан не воевать. Они станут гарнизонами вдоль дорог, в городах, займут коммуникации, и уже одно их присутствие в стране заставит оппозицию понять, что их попытки повернуть ход событий в Афганистане вспять обречены на провал.

- Я хочу показать ещё одну, последнюю, просьбу Амина. Вот, пожалуйста. - Устинов положит на стол шифрограмму.

"Х. Амин пригласил главного военного советника и заявил, что в условиях, когда мятежникам в Бадахшане оказывается активная помощь со стороны Китая и Пакистана, у них нет возможности снять войска с других районов боевых действий, он просил бы Советское правительство направить в эту провинцию на короткое время один усиленный полк для оказания помощи в нормализации обстановки.

В заключение беседы тов. Амин просил довести его просьбу до министра обороны СССР и сказал, что он готов лично обратиться по этому вопросу к Л.И. Брежневу.

Магометов".

- Всё правильно, они просят нас воевать, - ухватит смысл просьбы Огарков.

- Давайте тогда сделаем так, - попытается примирить военных Брежнев. - Разговор о немедленной военной помощи вести не будем, но войска на всякий случай пусть будут готовы. Распустить потом всегда легче.

Такое разрешение конфликта между министром обороны и начальником Генерального штаба позволит Устинову в этот же день, 10 декабря, собрать коллегию Министерства обороны и отдать устные предварительные распоряжения о возможном формировании новой общевойсковой армии. В тот день об этом ещё говорилось обтекаемо, с оговорками на предварительность, возможность отмены приказаний.

Однако через два дня, 12 декабря, Андропову, присутствовавшему в составе Политбюро на заседании сессии Верховного Совета РСФСР, доложат о двух донесениях, пришедших из Кабула. Первое: в Генеральном штабе пакистанской армии имеется план захвата Кабула в двухдневный срок силами мощной пакистанской регулярной армии. Время "Ч" пока не назначено. И второе: в течение ближайшей недели силами, противостоящими Амину, планируется устранение его от власти. Председатель КГБ тут же доложит об этом Брежневу, добавив от себя, что ситуация в Афганистане уходит из-под контроля. Решение по нему надо принимать немедленно.

После заседания сессии, поужинав, в 9 часов вечера Генеральный секретарь ЦК КПСС, он же Председатель Президиума Верховного Совета СССР, он же Председатель Совета Обороны Леонид Ильич Брежнев, председатель Комитета государственной безопасности Юрий Владимирович Андропов, министр иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко и министр обороны СССР Дмитрий Фёдорович Устинов - лица, юридически ответственные за принятие любого решения на государственном уровне, вновь соберутся обсудить возникшую ситуацию. Снова проговорят те моменты, что уже обсуждали 8 декабря.

Незримо присутствовал Суслов с его идеологическим раскладом проблемы: по крайней мере, Брежнев несколько раз ссылался на его мнение. Но на этот раз был более настойчив Андропов:

- Если я отвечаю за государственную безопасность страны, то обязан предупредить, что ситуация в Афганистане начала развиваться вне нашего контроля. Лучше самим проложить русло для развития афганской истории.

Так, собственно, Андропов вкупе с предостережениями Суслова сказал вводу войск "да".

- Как началась подготовка контингента? - поинтересовался Брежнев у Устинова.

- Устные предварительные распоряжения отдал. Если будет решение - войска подготовятся в кратчайший срок, - ответил тот.

Ничего не возразил Громыко.

Точку поставил Брежнев:

- Ну что ж, Дмитрий Фёдорович, считай, что ты получил решение Политбюро. Действуй более решительно.

На следующий день, 13 декабря, в Генеральном штабе будет создана оперативная группа по развёртыванию 40-й армии. Под руководством генерал-полковника Ахромеева группа вылетит в Ташкент и Термез. Вскоре её возглавит заместитель министра обороны маршал Соколов Сергей Леонидович.

13 декабря командующий войсками Туркестанского военного округа генерал-полковник Юрий Павлович Максимов вызовет своего первого заместителя генерал-лейтенанта Юрия Владимировича Тухаринова и поручит согласно его должностным обязанностям приступить к командованию новой армией.

Это ещё не было приказом на ввод войск - на своей территории правительство и Министерство обороны могли распоряжаться своими войсками, как считали нужным.

Но это всё равно уже была та грань, которую, долго сопротивляясь, но тем не менее всё же переступило советское руководство. Не хватило той политической мудрости, той её толики, которой, собственно, всегда недоставало руководству страны в период правления Брежнева. Члены Политбюро были сначала идеологами, а уж потом, в силу таланта, государственными мужьями и, не найдя, не увидев политического решения, не желая утруждать себя этими поисками, сдались обстоятельствам и обратились к армии. Когда же политик прибегает к силе, он кончается и умирает как политик... Брежнев, Андропов, Громыко и Устинов как политические лидеры умерли именно с 8 по 12 декабря. Теперь они оставались только заложниками обстоятельств, которые сами же и создали. Политическая акция свершилась, и военным теперь ничего не оставалось, как провести крупномасшабную военную операцию с наименьшими жертвами.

     Из Главы 22 романа "Операцию «Шторм» начать раньше..."

Наконечником стрелы, нанесённой на карту Афганистана, Андропов определил два отряда из законспирированной даже в самом комитете группы «А» – «Зенит» и «Гром». Сформированные еще в 1974 году как группы «антитеррора», они владели таким искусством по захвату любых объектов, что председатель КГБ изначально верил в успех операции.

Единственное, чем подстраховался, – это назначил над «Зенитом» (командир майор Семенов) и «Громом» (майор Романов) единого командира – полковника Бояринова Григория Ивановича, Батю, опытнейшего работника, в своё время партизанившего ещё в лесах Смоленщины.

Впрочем, войска ещё не вошли. И они ещё могли не войти, случись у самих афганцев всё так, как было ими задумано, 16 декабря. Однако не получилось.

А пока Устинов распорядился отозвать из Кабула Заплатина, а Громыко - дать шифротелеграмму в Нью-Йорк Трояновскому - советскому представителю в ООН и Совете Безопасности.


8 декабря 1979 года. Москва.

Припорошённая снегом, разрумяненная от мороза, русоволосая и улыбчивая, Оля Заплатина телефонный звонок в этот день услышала, открывая входную дверь. Словно кто-то знал её распорядок дня и ловил именно между двумя и четырьмя часами, когда она прибегала с работы собрать конспекты, перехватить чего-нибудь из холодильника и мчаться в институт. Подумала о Вале Зубовой, которой обещала позвонить насчёт записи в парикмахерскую, и, на ходу расстёгивая дублёнку и сочиняя извинения, - и вправду весь день забит до предела! - добежала до телефона.

- Да-а, слушаю.

- Ольга Васильевна? - услышала она незнакомый мужской голос. Значит, от папы.

- Да, - торопливо ответила она, радуясь и тому, что услышит новости от родителей и - все мы не без греха - что звонок не от Вали. Завтра уж точно сделает всё, что обещала.

- Заплатина Ольга Васильевна? - старались утвердиться на том конце провода.

- Заплатина Ольга Васильевна, - подтвердила она с улыбкой: заинструктировал же папа. Посмотрелась в зеркало, сняла гребешок, тряхнула головой, сбрасывая с волос бусинки растаявших снежинок. Вообще-то ей самой тоже уже можно подумать о парикмахерской.

- Это звонят из Генерального штаба, - собеседник сказал это и дал несколько секунд, чтобы она, как шутил отец, успела сделать "глазки домиком", удивлённо-вопросительно подняв брови: надо же! Обычно папины сослуживцы, не говорят, откуда они, просто передают приветы и всё. - Ольга Васильевна, - теперь уже с нажимом повторил звонивший, и Оля, ещё ничего не зная, тем не менее мгновенно ощетинилась против такого тона. Таким тоном приветы не передают. - Скажите, вы хотели бы встретиться со своим отцом?

Господи, о чём разговор!

- Конечно, хочу.

- Но дело в том, что в интересах службы... Словом, мы должны срочно вызвать его в Москву, но нужно, чтобы это якобы исходило от вас. Что не мы вызываем, а вы просите с ним встречи. Вы - дочь военного, и должны нас понять.

Она пока не понимала, ей ещё трудно было перестроиться в своих мыслях, но почему-то кивнула. Спохватившись, сказала: "Да". Видимо, служба отца в самом деле отложила свой отпечаток: раз надо, значит, надо.

- Вам надо бы подъехать сюда, к нам.

Она опять кивнула. Волосы упали на лицо, она отбросила их назад, но они упали опять, и она машинально, словно собираться и ехать нужно было прямо сейчас, вновь прихватила их гребешком. И то ли этих мгновений хватило, то ли пришло время простого удивления, но она подумала: а почему всё-таки сами не могут его вызвать? Что за секретность, неужели нельзя обойтись без этого? Впрочем, это же армия, наверное, так и должно быть...

- Вам будет заказан пропуск, мы встретим вас около часового. Знаете, как ехать?

- Знаю.

- Ждём вас в понедельник в девять утра. До свидания.

Не спросили, свободна ли она в это время, уверены были в её согласии. Да, надо ехать. Конечно же, надо ехать. На месте и узнает все подробности. Хотя нет, подробностей ей как раз и не сообщат, но главное... главное... А что главное? Главное - папа с мамой с ума ведь сойдут, пока узнают всю правду. А когда узнают?

О, эти телефонные звонки. Мы зависим от них почти полностью, потому что именно они заставляют нас менять свои планы, они с необыкновенной лёгкостью играют нашим настроением, предписывают или предлагают нам куда-то ехать, делать то, чем минуту назад и не помышлял заниматься. Они становятся действующими лицами в наших судьбах, останавливают нас, уходящих из дома, на пороге, зовут из кухни, будят по ночам, и, пока мы думаем, кто это нас вспомнил, звонки зовут и притягивают к себе. И мы поднимаем трубку. И тем самым делаем, как потом оказывается, очередной зигзаг в своей жизни. А иногда и в чужой.

Нельзя сказать, что Оля Заплатина спала тревожно: в восемнадцать лет, наверное, только любовь может родить ночную тревогу. Но утром встала настороженная, притихшая. Притихшей была и заснеженная, ещё окончательно не проснувшаяся Москва за окном. А вообще-то нет: дворники скоблили тротуары, прогревались вытянутые вдоль тротуара автомобили. День начался, и Оля, спохватившись, глянула на часы: до Генштаба добираться не меньше часа; пока там всякие пропуска, проверки - лучше выехать пораньше.

Её встретили прямо у дверей, лишь только она протянула пропуск и паспорт часовому.

- Ольга Васильевна? - стоявщий рядом с солдатом подполковник заглянул в паспорт и, убедившись, что не ошибся, помог снять дублёнку, а потом жестом руки открыл доступ на широкую мраморную лестницу с красным ковром посредине ступенек: - Прошу.

Оля замешкалась, выбирая, где ей идти - то ли по ковру, то ли сбоку у перил. Хотела схитрить, посмотреть, как будет идти подполковник, но тот не трогался с места, ожидая её. Выбрала узенькую полоску по краю ковра. Стараясь не наступать за неё, пошла наверх.

От волнения - куда от него деться, не каждый день в Генеральный штаб приглашают! - от быстрого подъёма по лестнице стало жарко. Захотелось остановиться, отдышаться, привести и себя, и мысли в порядок. И подполковник, словно поняв её желание, стал останавливаться, здороваясь и перебрасываясь фразами со встречными на этаже. Оля и отдышалась, и даже поправила причёску - да, Валечка, вот тебе и парикмахерская, узнаешь - ахнешь, с кем твой звонок спутала. Но её спутник стал останавливаться всё чаще, разговаривать дольше, и ей уже стало казаться, что она совершенно никому не нужна здесь. Что исчезни она сейчас - и ничего не случится. Впрочем, она не могла и сказать, как должны были принимать её в Генеральном штабе, она не то что ни разу не заходила в эти стены - ухитрилась ни разу в жизни не пройти мимо этого жёлтого здания по улице, хотя оно и стоит практически на Арбате. Но чувство одиночества, нет, не одиночества, а обречённости - чужеродности, отторгнутости от этого мира, хотя она и не стремилась в него, ощущалось всё сильнее. Благоговея перед отцом, а значит, и перед его работой, перед средой, которая его окружает, сейчас она не могла перебороть в себе непонятное, необъяснимое чувство недовольства армией, её порядками.

Нет, опять не так. Что ей быть недовольной? Кто она такая? Ей было просто неловко и обидно за невнимание - пусть и не подчёркиваемое, но и не скрываемое подполковником. Всё-таки они сами попросили её приехать, а тут - стой у стены, жди, когда наговорится. Хорошо, она дочь военного, а если так же относятся и к гражданским? Что они могут подумать об армии?

Наконец, миновав несколько поворотов, они вошли в огромный кабинет с такими же огромными картами по стенам. Наверное, стены и возводились под эти карты. Боясь взглянуть на них, чтобы даже случайно не соприкоснуться с какой-либо тайной (карты у военных - это всегда тайны), Оля не сводила глаз с поднявшегося из-за стола полного, не в пример отцу, полковника. Тот, однако, не предложил ей ни пройти, ни сесть.

- Нам нужно вызвать Василия Петровича в Москву, но сделать нужно так, чтобы просьба о приезде исходила от вас. Так нужно - сказал он об уже известном.

- Хорошо, - ответила Оля. Захотелось вдруг одного - чтобы всё это быстрее закончилось, чтобы выйти из этой духоты на улицу, где просто идут москвичи, просто едут машины, просто мигают светофоры.

- Ну, тогда всё, - удовлетворённо кивнул хозяин кабинета. - До свидания. Ой, нет, ещё один момент. Если Василий Петрович вдруг позвонит оттуда, из Афганистана, домой, ему тоже скажите, что это вы просите его приехать. А о том, что приходили сюда - ни слова.

Полковник вдруг напомнил о том, что тревожило её со вчерашнего вечера, и Оля решилась:

- А можно спросить?

- Конечно, пожалуйста, - разрешил собеседник, но сам настороженно замер.

"Ага, значит, я вам всё-таки нужна?" - заметила его напряжение Оля, и это придало ей решительности:

- А когда папа... Василий Петрович, узнает, что это всё же не моя инициатива?

Полковник широко, облегчённо улыбнулся:

- Сразу же, как только приземлится в московском аэропорту, его встретят наши товарищи и сразу всё скажут.

- Спасибо.

За что спасибо, почему спасибо. Оля не могла объяснить. Но это уже не было главным. Просто она в самом деле знала отца и уже представляла, как он будет мучиться от неизвестности, переживать, строить догадки насчёт этого дурацкого вызова. И чем быстрее всё это прояснится, тем конечно же лучше. А мама, что будет с мамой? Когда узнает она? Господи, что же она наделала? Может отказаться от всего, пока не поздно?

Но подполковник уже подал хозяину кабинета её пропуск, тот размашисто расписался на нём - такие подписи, наверное, очень весомо выглядят под документами - и кивнул, прощаясь и отпуская гостью.


10 - 12 декабря 1979 года. Кабул - Москва.

Заплатин читал лекцию политработникам, когда его позвали к телефону.

- Попозже нельзя? Я занят.

- Сказали, что срочно. Москва.

На связи был Ашурков, замполит одного из управлений Главпура.

- Василий Петрович, добрый день. Как настроение?

Настроением, как и погодой, обычно интересуются, если нечего спросить. А тут наверняка готовят к чему-то важному.

- Я слушаю вас, Леонид Николаевич, - помог начальнику начать разговор Заплатин.

- Василий Петрович, тут такое дело... - наступила тишина, но Заплатин промолчал, хотя Ашурков, может быть, и ждал вопроса: на вопросы всегда легче отвечать. - Понимаете, ваша дочь...

Тут уж Заплатин не выдержал:

- Что с ней?

- Ничего, уверяю вас. Просто она обратилась в ЦК КПСС с просьбой встретиться с вами.

- Оля?! в ЦК?! Это недоразумение, Леонид Николаевич. Она не могла обратиться в ЦК. С ней что-то случилось?

- Поверьте мне, ничего. Вам просто надо сегодня же вылететь в Москву.

- У нас через час стемнеет, да и самолётов на Москву нет.

- Самолёт вас ждёт в Баграме. Добирайтесь туда, а утром - сюда.

"Лучше бы он этого не уточнял. Если прислали самолёт, значит у Оли страшная беда. Оля, Оленька..."

- Но что с дочерью? Она-то хоть жива? - ни на мгновение не поверив в сказку про ЦК, крикнул, уже не сдержавшись, Василий Петрович.

- Конечно жива. Успокойтесь. Но больше ничего не спрашивайте.

Жива. Главное, что жива. Но обращаться в ЦК... Нет, и тысячу раз нет, такое мог придумать только человек, не знающий его дочь. В ЦК... Здесь что-то не то. Попала в больницу? В какую-нибудь банду? Дом - школа - институт - друзья... Где в этой цепочке и что могло случиться?

- Что случилось, Василий Петрович? - дошёл до Заплатина голос Экбаля.

Телефонная трубка, зажатая в руке, тоненько и коротко попискивала, подошедший Экбаль смотрел то на неё, то на своего советника.

- Ничего, Экбаль, ничего. Просто срочно вызывают в Москву. Я пойду собираться. Одни справитесь? - кивнул на зал.

- Конечно, товарищ генерал.

"Уже справляются одни - это хорошо, это очень хорошо. Но с Олей... Возьмём дом... Что там может быть? Второй этаж, балкон застеклён. На кухне - газ. Но если что - дверь на балкон как раз из кухни..."

- В посольство, - попросил водителя.

- Ничего не знаю, Василий Петрович, - удивлённо пожал плечами Табеев. - Честное слово, по моим каналам никакой информации на эту тему и близко не проходило. Но, я думаю, надо лететь, раз позвонили.

- У меня час времени, срочно вызывают в Москву, - поднявшись к себе в квартиру, с порога сказал жене. Боясь, как бы она не уловила чего-нибудь в голосе добавил: - По делам службы.

"Зря уточняю, - тут же пожалел о сказанном. - Ничего не надо уточнять - лечу и лечу".

Чтобы скрыть недовольство собой, сам начал доставать вещи, смотреть, что взять с собой на московские холода. И подсознательно ждал, о чём спросит, какой первый вопрос задаст Вика. И как они похожи с дочерью...

- Надолго?

"Пронесло - её извечный первый вопрос с лейтенантских лет: не куда и зачем, а на сколько. Значит, с женой всё в порядке, хоть она не будет волноваться. Но, Оля, что с Олей?.."

- Надолго? - думая, что он не услышал, переспросила Вика.

Ответил уже искренне:

- Не знаю.

Афганистан - не Союз, расстояния другие: двадцать минут на вертолёте - и уже в Баграме. Самолёт стоял, но лётчики соответственно ничего не знали. Практически бессонная ночь - утром в Ташкенте. Там под парами для него одного уже стоял Ил-18. "Что же это за почести? Что же там случилось?" - вновь закрутилась ночная пластинка с непрерывным хождением между кресел.

- Товарищ генерал, командир просит вас подойти, - позвал один из лётчиков.

"Может, что-то передали, сообщили дополнительно", - заторопился в кабину Заплатин.

- В Москве нет погоды, не сажают, - обернулся к нему командир. - Предлагают лететь в Ленинград.

- Смотрите сами, я вам не начальник, - отдал судьбе своё время Василий Петрович.

Ленинград - это значит ещё несколько часов неизвестности. Несколько часов не будет знать, что с Олей. Это - облегчение и камень. Отодвинется что-то страшное, непонятное, тёмное, но ведь оно есть, есть, есть...

- Запросите ещё раз, - попросил генерал.

Командир вновь начал разговор с аэродромом, обернулся на стоявшего за спиной Заплатина, словно подтверждая земле, что пассажир на борту. Кивнул:

- Будут сажать.

Сели в слякоть и ветер. А у трапа уже ждали офицеры из Главпура с машиной:

- Товарищ генерал-майор, вас ждут начальник Генштаба и начальник Главпура.

- Но я же в гражданке.

- Они знают. Пожалуйста, - распахнули дверцу "Волги".

Было 19 часов, когда он вошёл в кабинет начальника Главпура.

- А Василий Петрович, здравствуй! С прибытием. Как обстановка на юге? - дружелюбно, без тени беспокойства за чью-то жизнь спросил генерал армии. Может, и в самом деле с Олей всё в порядке? - Ты давай рассказывай, а я здесь небольшие наброски буду делать.

"А когда же по голове-то ударите?" - мысленно спросил Заплатин. приближая развязку, доложил коротко: обстановка в Афганистане и Кабуле достаточно спокойная, советнический аппарат работает.

- Ладно, ты посили, подожди меня здесь, а я в ЦК. Вон, газеты читай. - Кивнул Епишев на кипу газет. Глянув на часы, торопливо вышел.

"Ну так, а что же с дочерью? Кто мне хоть что-нибудь скажет или объяснит?" - посмотрел ему вслед Заплатин. Перевёл взгляд на телефоны. Позвонить. Да, надо просто позвонить домой.

Встал, подошёл к столу. Белый телефон - с Гербом СССР, два следующих, без дисков, значит, местные, серый... Оглянулся на дверь, посмотрел время и решительно повернул телефон к себе. Набрал первую цифру. Подождал. Гудков не было, значит прямой. Добрал остальные цифры.

- Да-а, - родной, с протяжным удивлением, голос дочери. Жива! Дома!

- Это я. У тебя...

- Папа, ты где, откуда? - перебила, обрадовавшись, Оля.

- В Москве. У тебя всё в порядке?

- Да-а.

- Хорошо, я потом перезвоню.

Опустился в кресло. И не помнит, сколько просидел, опустошённый от главного известия. Однако вернувшийся начальник Главпура тут же вернул к действительности:

- Ты вот что, Василий Петрович, перестань мне хвалить хальковцев. С твоей информацией вечно, как белая ворона.

От былой любезности Епишева не осталось и следа. "Значит, ЦК не удовлетворён его, а значит, и моей информацией. Вернее тем, что я отдаю должное Амину за его работоспособность. Нет, не Амину лично. Епишев сказал - хальковцам. Против них и Амина в Афганистане настроены работники госбезопасности. Да, только они. Посол по-настоящему ещё не вошёл в курс дела, партийные советники стараются держать нейтралитет, хотя больше оглядываются на реакцию органов, но, по крайней мере, категорично против "Хальк" не выступают. Значит, ЦК начинено информацией КГБ".

- Вам надо возвращаться назад, - не глядя на него, сказал Епишев, вновь принимаясь за свои записи. Редкий случай увидеть, как начальник работает.

- Домой, я могу заехать? - попытался в последний раз, хоть косвенно, выйти на причину странного вызова в Москву Заплатин.

- Конечно, - не понял Алексей Алексеевич подоплёки. - Самолётов в ваши края теперь будет много, так что с отправкой проблем не станет.

"Да нет уж, хоть день, но дома побуду", - подумал Василий Петрович.

НЕОБХОДИМОЕ ПОСЛЕСЛОВИЕ: Епишев не случайно произнёс эту фразу насчёт самолётов. В этот день, 10 декабря, министр обороны отдал приказ, вернее, устное распоряжение о начале формирования сороковой армии.

Утром Заплатина вновь срочно вызовут к Епишеву. Тот возьмёт его с собой к министру обороны. Устинов вначале будет занят, потом уедет почти на два часа, предупредив Заплатина, чтобы тот ожидал его. Вернувшись, пригласит в кабинет, протянет шифровку.

Василий Петрович вначале прочтёт подпись: "Представитель КГБ" и, уже почти зная, что там написано, пробежит шифровку глазами. Да, всё то же: в Афганистане всё рушится, Амин занимает всё более проамериканские позиции.

- Я бы своей подписи здесь не поставил, - протянет документ обратно Заплатин.

- Почему? Вот, поговорите с таким, сказал Устинов сидевшему тут же Епишеву, кивнув на его подчинённого. Алексей Алексеевич откровенно неодобрительно покачал головой, но Василий Петрович повторил:

- Я не могу согласиться с тем, что написано в донесении. Давайте пригласим сюда автора и вместе будем разбираться по каждому факту.

- Вот видите, вы там не разберётесь между собой, а тут за вас принимай решение, - в сердцах воскликнул Устинов. - Вы свободны.

Выйдя из кабинета министра, Василий Петрович увидит знакомых офицеров в полевой форме. Узнав, что большая группа срочно вылетает в Ташкент и Термез, начнёт о чём-то догадываться. Однако ещё через день ему совершенно неожиданно порекомендуют вместо Афганистана поехать в те военные училища, где обучаются афганцы, посмотреть их жизнь и быт. "Сказали бы просто, что хотите убрать не только из Афганистана, но и из Москвы". После выяснения всех подробностей с "обращением дочери в ЦК" Заплатин начал смотреть на ситуацию вокруг себя немного глубже.

Вернувшись из поездок, доложил о результатах. Как и ожидал, доклад его никому не был нужен: все уже работали на Туркестанский округ. И когда официально будет объявлено о вводе войск, Епишев пригласит Заплатина к себе.

- Ну, знаешь, что произошло?

- Слышал.

- Надо срочно возвращаться туда. Обстановка, и особенно политическая, сложная.

- Алексей Алексеевич, а можно своё мнение?

В. Заплатин

- Конечно, пожалуйста.

- Я бы не хотел возвращаться в Афганистан. Моё присутствие там нецелесообразно.

- Почему это? Ты ведь прекрасно владеешь обстановкой, а посылать кого-то нового...

- Сейчас, с приходом к власти Бабрака и "Парчам", надо круто поворачивать руль в другую сторону. Я этого не могу сделать, потому что работал с другими людьми. За свою шкуру не дрожу, но делать мне в Афганистане больше нечего.

Устинов, как ни странно, поймёт и поддержит Заплатина. Епишев, правда, намекнёт:

- Но лететь-то всё равно придётся, Василий Петрович. У вас же там жена, вещи.

- Товарищ генерал армии, я не хочу лететь туда даже по этому поводу.

- Хорошо, больше не будем возвращаться к этой теме. Я скажу, чтобы передали Магометову и Тутушкину - пусть помогут жене.

К сожалению, генерал-майор Тутушкин получит ещё до этого указание ничего не сообщать жене Заплатина - зачем он вылетел в Москву и почему не возвращается. Постепенно среди советников родились слухи, что Заплатина исключили из партии, разжаловали из генералов, что он находится под следствием. Жена бросится к его рабочему столу, сожжёт всё, что было написано мужем за время работы в Афганистане. А написано было очень много...

Заплатин был первым, кто выразил свой протест против ввода войск в Афганистан. Академики будут после, они напишут письма. Заплатин же, коммунист, политработник, генерал, отказался ехать служить туда. Никто его за это не выгонял из армии и партии. Служил ещё несколько лет. Первый афганец, которого он встретил через одиннадцать лет, был его "подсоветник" Экбаль Вазири. Но об этом уже упоминалось...

<< Глава 24 Назад II Далее: Глава 26 >>


Опубликовано на сайте c разрешения автора книги "Ограниченный контингент",
страница подготовлена В. Лебедевым, ноябрь 2014 г.

Боевой путь ММГ «Кайсар» пограничных войск - реальные события афганской войны в одном из подразделений пограничных войск КГБ СССР 1981 - 1992 г.г.





К 95-летию ПВ


Фотогалерея ММГ Кайсар


Файл: diviziya.jpg
Вес: 29300 байт.
Размер: 200 x 261 px


Рассылка
Подпишитесь на сайт http://mmg-kaisar.ru! Рассылка только при выходе новых статей.
E-mail:


Контакт       Отправить эту статью другу

Контакты   Письмо другу

© http://mmg-kaisar.ru

г. Калининград - 2012-2024, общая редакция и вёрстка: Лебедев В.Г.
Пользовательское соглашение


Яндекс.Метрика